Большому драматическому театру им. Товстоногова удалось заполучить режиссера Константина Богомолова. Именно - заполучить, потому что москвич Богомолов сегодня режиссер не просто суперпопулярный и востребованный, он - возмутитель общественного спокойствия. Что ни премьера - то сюжет в теленовостях и бурное обсуждение, иногда даже выливающееся на сцену в виде возмущенных активистов того или иного движения. И каждый раз Богомолов удивляет, или возмущает, по-разному. Потому что другого такого разнопланового режиссера найти сложно. Нет, свой творческий почерк у Богомолова есть, но он умеет так его видоизменять, что всегда ждешь одного, а получаешь - другое.
Вот и с поставленной Богомоловым в БДТ пьесой самого востребованного отечественного драматурга 30-х годов прошлого века Виктора Гусева «Слава» так получилось. Ведь чего можно ожидать от современного спектакля, в основе которого - стихотворная пьеса о героических советских людях, выдержанная абсолютно в духе своего времени? В первую очередь - сатиры. Которая так и напрашивается. Тем более что Богомолов большой мастер этого жанра. Поэтому первые десять минут спектакля так и ждешь - ну вот сейчас актеры перестанут делать серьезные лица и начнется вакханалия: зрители просто попадают от смеха. Но спектакль идет, а никакого ерничества на сцене не наблюдается. Всё, наоборот, предельно выдержанно и строго.
Так, наверное, было и в 1936-м, когда пьесу поставил в том же БДТ Сергей Морщихин, и это был сумасшедший успех - на протяжении нескольких лет «Слава» была самой посещаемой постановкой театра, побив своеобразный рекорд - за три года ее показали 209 раз.
Прошел почти век, и сегодня все эти героические инженеры и их боевые подруги, готовые пожертвовать жизнью ради даже не спасения человечества, а просто за идею, вызывают в лучшем случае насмешку, в худшем - презрение. Но Богомолов пошел «против течения» и поставил спектакль, как он сам сказал, просто «о хороших людях» и о том, что «если нет необходимости героически умирать, то не надо этого делать». Поставил своего рода эксперимент, который даже можно назвать «медицинским», - потому что реакцию современной публики на такой подход предугадать было невозможно.
И действительно, зрители поначалу растеряны: смеяться не получается, всерьез воспринимать происходящее - тоже. Но чем дальше развивается действие, тем всё больше зал проникается к героям симпатией. Хотя, казалось бы, это невозможно. Это же не люди - чистенькие и аккуратные куклы, насквозь пропитанные идеологией, да еще и говорящие стихами. Причем, учитывая, что Гусев - автор стихов к песням из фильмов «Свинарка и пастух», «В шесть часов вечера после войны» и аналогичным, уровень поэзии понятен. Не Шекспир.
Но занятым в спектакле актерам удается невозможное - произносить строки Гусева так, как они произносили бы строки Шекспира. Это филигранная работа. Одна неверная интонация - и всё скатится на уровень КВН. Но за весь спектакль ни одного слова не было произнесено так, чтобы можно было заподозрить в этом насмешку. Мало того, постепенно начинаешь ловить себя на мысли, что стихи Гусева уже звучат как музыка. И не вызывают никакого отторжения.
Так же как не вызывает отторжения то, что актеры, играющие главных героев, гораздо их старше. И это сознательный режиссерский ход. Богомолов специально пригласил на эти роли актеров, которые должны помнить советское прошлое: не 30-е, конечно, но времена, когда идеология была превыше всего. И он даже подчеркивает эту возрастную разницу, периодически давая крупные планы актерских лиц с помощью кинопроекции. Этот ход с камерой, снимающей происходящее на сцене, присутствует почти во всех спектаклях Богомолова, но в «Славе» приобретет особый смысл - зритель как будто смотрит то самое старое советское кино, где звучали такие правильные стихи и где существовали такие правильные герои.
Только иногда вдруг среди всей этой советской пропагандистской истории прорывается духовное песнопение «Господи, помилуй, Господи, прости». А иногда влюбленная пара вдруг затанцует на фоне звезд - то ли Кремля, то ли голливудского неба. В остальном четкая, без лишних деталей, сценография (художник-постановщик Лариса Ломакина), четкие мизансцены и очень четкие, практически стерильные, как и полагается в медицинском эксперименте, герои.
И конечно, образ многодетной матери, у которой каждый ребенок если и не герой, то профессор, в исполнении, как всегда, органичной Нины Усатовой - это цемент, укрепляющий режиссерскую идею. Именно героиня Усатовой произносит монолог о сыне-герое, в котором человечность наконец-то побеждает идеологию, и именно ей доверена финальная сцена, в которой как раз идеология такая, что буквально на грани. Когда выясняется, что и самого героя, и его близких зовет к себе Сталин, и всех как молнией пронзает - еще чуть-чуть, и зал начнет хохотать, - Усатова выступает еще с одним монологом, суть которого в том, что ну и подумаешь, Сталин, «он - сын трудового народа, я - трудового народа дочь», чего тут трепетать. Но гнетущая обстановка, которая мгновенно накрывает сцену, рождает ощущение - у тех, кто знаком с историей, - что трепетать-то как раз стоит. Поэтому смешки в зале обрываются, не успев разгореться.
В общем, эксперимент удался. У Константина Богомолова в БДТ получилось, казалось бы, невозможное: превратить пьесу - советский идеологический штамп в пьесу - произведение искусства, при этом не изменив ни строчки, ни сути.
Анна ВЕТЛИНСКАЯ,
интернет-журнал «Интересант»