«Мы видим город Петроград // В семнадцатом году: // Бежит матрос, бежит солдат, // Стреляют на ходу». Старшее поколение с детства помнит эти строки нашего знаменитого поэта-гимнотворца, описывающие «колыбель трех революций» в октябрьские дни, когда «сбылась мечта рабочих и крестьян».
Как всё же жил «город Петроград» в октябре 1917 года, за несколько недель до революционного переворота? Кажется, ответ на это вопрос вполне очевиден. Весь тот год прошел для обывателя под знаком революционных потрясений. Падение монархии и трехсотлетней правящей династии, кризисы Временного правительства, июльское выступление большевиков, августовское наступление Корнилова, подготовка к выборам в Учредительное собрание, параллельное существование двух систем власти - Правительства и Советов, расследование в отношении царского правительства и дело «большевиков - немецких шпионов», постоянные митинги и демонстрации…
Однако читая петроградские газеты того времени, мы видим иное - вполне прозаичную повседневную жизнь, отнюдь не предвещавшую грядущую революцию. Обратимся же к газетным подшивкам столетней давности, но прежде позволим напомнить читателю краткую хронологию революционных событий.
Самый бурный месяц в истории России
6 октября 1917 года распущена Государственная Дума.
9 октября создан Революционный комитет обороны (позднее Военно-революционный комитет), который и встанет во главе большевистского революционного переворота.
10 октября на заседании Центрального комитета партии большевиков принята резолюция о вооруженном восстании.
12 октября на заседании Исполкома Петроградского Совета принято положение о Военно-Революционном Комитете (ВРК).
16 октября Петроградский Совет Рабочих и Солдатских Депутатов принял проект организации ВРК.
21 октября - ВРК предъявляет требования к Штабу Петроградского Округа о контроле его действий.
22 октября министром внутренних дел А. М. Никитиным выпущен циркуляр губернским комиссарам о применении воинских сил для подавления беспорядков.
23 октября ВРК направляет телеграмму о назначении своих комиссаров в воинские части.
24 октября происходит мобилизация юнкеров. Временное Правительство постановляет возбудить уголовное преследование против членов ВРК.
И в этот же день министр юстиции П. Н. Малянтович отдает приказ об аресте большевиков - участников событий 3-5 июля 1917 (несостоявшийся большевистский переворот).
25 октября войсками ВРК заняты вокзалы, мосты, осветительные учреждения, главный телеграф и Петроградское Телеграфное Агентство. Керенский выезжает в Гатчину. Открывается 2-й Всероссийский Съезд Советов. Верные большевикам войска занимают Зимний дворец; Временное правительство арестовывается.
26 октября на втором заседании Съезда Советов принимается Декрет о войне и мире и Декрет о земле. В этот же день создается Временное Рабочее и Крестьянское Правительство во главе с В. И. Лениным…
«Гоните рублики - купите бублики»
К осени 1917 года Временным правительством так и не был ликвидирован продовольственный кризис. Хлеб еще с марта распространялся по карточкам. С октября все жители получали по 0,5 фунта хлеба по основной карточке, рабочие «тяжелого физического труда» имели сверх того дополнительную карточку еще на полфунта. Карточная система распространялась на основные виды продовольственных товаров. Обычным явлением стали очереди и спекуляция, в том числе продовольственными карточками. «Петроград - город обреченный, как по продовольствию, так и по топливу», - констатировал в интервью «Петроградскому листку» за несколько дней до переворота один из городских чиновников.
Власти пытались ограничить уровень оптовых и розничных цен на основные виды продовольствия, стремясь сохранить покупательную способность горожан. Например, в начале октября 1917 года Петроградская Городская дума устанавливает фиксированные оптовые и розничные цены на сметану и творог, но такие меры лишь провоцируют инфляцию (с февраля по август она составила 300 процентов), дефицит, очереди, спекуляцию, подделку товаров и т. п. «Петроградский листок» сообщал 17 октября: «Ввиду почти полного отсутствия чая, кофе и др. <…> появилось много каких-то неопределенных личностей, продающих эти продукты из-под полы <…>. В лучшем случае чай <…> оказывается брусничным листом, а кофе - толчеными желудями». Впрочем, иногда случались и маленькие радости: в октябре город оказался завален яблоками. «Яблоки дороги», - отмечала одна из городских газет, но публика «усердно раскупает фрукты».
В день переворота, согласно газетным объявлениям, можно было купить партию копченой свинины, черносмородиновое варенье в банках и бочках, шубу мужскую за 3000 рублей...
Покупательная способность рубля упала к октябрю 1917 года до 6 - 7 копеек по сравнению с довоенным уровнем. Доверия к новым деньгам, в особенности к казначейским знакам достоинством 20 и 40 рублей, выпущенных Временным правительством, у населения не было. Иногда нелюбовь к «керенкам» - так прозвали эти купюры - приводила к курьезным случаям. Так, 22 октября в ресторане «Малоярославец», что на Большой Морской, один из посетителей, уплатив за обед сторублевой купюрой, отказался принимать сдачу казначейскими знаками, выражая, таким образом, по его же собственным словам, неуважение к Правительству. Тем не менее, в октябре 1917-го в Петрограде за деньги, как писали городские газеты, можно было достать все, что угодно.
Несмотря на продовольственный и товарный дефицит, деловая и торговая жизнь города не прекращалась ни на минуту. К продаже предлагалось все - от модных мехов и обстановок квартир до обувных подметок и дамских шляпок. Газета «Петроградский листок» в номере за 13 октября поместила объявление под заголовком «Барская квартирка», в котором к продаже предлагалась «обстановка на 4 комнаты <…> цена 12 тыс. рублей. Маклаков просьба не беспокоится. Ул. Гоголя, д. 16, кв. 18». Не только любители «барских квартирок» могли «по случаю» приобрести престижные товары, но и поклонники «живого товара» имели «счастливую возможность» сделать «выгодную покупку»: 15 октября аукцион по продаже лошадей проводила Городская Аукционная камера на Конной площади, сообщает нам тот же номер «Петроградского листка». В день переворота, согласно газетным объявлениям, можно было купить партию копченой свинины, черносмородиновое варенье в банках и бочках, шубу мужскую за 3000 рублей, револьвер системы «кольт» 45 калибра; воспользоваться услугами юриста, акушерки, учителя танцев; устроится на работу электромонтером, посудомойкой, кочегаром, няней, прислугой…
В первый день повышения цены на билет было зарегистрировано несколько столкновений солдат с кондукторами, ибо солдаты поначалу отказывались платить «пятачок» за проезд: «Пускай буржуи платят!»
Не останавливал свою работу и крупный бизнес, пытаясь удержаться на плаву в пучине революционной стихии. «Вестник временного правительства» сообщал в октябре: «Правление акционерного общества Ольховских золотых рудников осведомляет гг. акционеров, что вторичное общее собрание, назначенное на 15-е октября сего года, переносится на воскресенье 5-го ноября в 12 часов дня…». Неизвестно, состоялось ли общее собрание акционеров золотых рудников пятого ноября, но в любом случае это было уже другое время и другая страна.
«Огни «электрических конок», или о роли трамвая в русской революции
Основным видом транспорта в городе осенью 1917-го были трамвай и извозчики; трамвайное движение заканчивалось к 22 часам. Конка закрылась еще в начале сентября из-за отсутствия фуража и истощения лошадей. Билет на трамвай до середины октября стоил 15 копеек и был бесплатным для солдат, а затем был повышен до 20 копеек для «обычных» пассажиров и 5 копеек для солдат. Меры властей по повышению цены проезда активно обсуждались населением и прессой. В первый день повышения цены на билет было зарегистрировано несколько столкновений солдат с кондукторами, ибо солдаты поначалу отказывались платить «пятачок» за проезд: «Пускай буржуи платят!». Тем не менее, чиновники с удовлетворением отмечали, что «трамвайная выручка заметно поднялась», а «количество солдатских проездов значительно сократилась». В частности, газеты сообщали, что «ежедневная выручка достигла 198 тыс. рублей (раньше 150 - 160 тыс.), в том числе и от солдат 10 тыс. рублей», а в самих трамваях «нет обычной тесноты и давки».
Вообще же, трамвай воспринимался горожанами как символ стабильности повседневной жизни. Слухи об отмене трамвайного движения всегда вызывали тревогу. Например, такие слухи ходили в преддверии 20 октября, когда, опять-таки по слухам, ожидалось выступление большевиков. Однако, как сообщает репортер «Петроградского листка», первый трамвай, который «подошел к вокзалу, рассеял страхи…».
Сыграл свою роль петроградский трамвай и в истории третьей русской революции. П. Д. Мальков - матрос-большевик с революционного крейсера «Диана», затем комендант Кремля, - вспоминал, как брал 25 октября телефонную станцию на Почтовой улице. «Время терять нельзя, до станции далеко, машины нет. Что делать? Видим, трамвай идет. Мы его остановили, публику высадили, и ребята сели в вагон. Народ, что ехал в трамвае, шумит. Ну, да нам некогда было разговаривать. Стал я рядом с вагоновожатым и говорю: «Вези в Петропавловскую крепость!» Он и поехал. Стрелки переводили мы сами. Доехали до крепости, взяли там пушку, прицепили к трамваю и двинулись на Почтовую, где помещалась телефонная станция. Едем - орудие сзади по мостовой гремит…».
Абсурдистскую картину бытия трамвая в пространстве революционного города органично дополняет эпизод 24 октября, кода Ленин в сопровождении финского революционера Эйно Рахья добирался из конспиративной квартиры на Сердобольской улице в Смольный в полупустом трамвае. По пути нетерпеливый Ильич засыпал вагоновожатую вопросами о последних политических событиях. Обнаружив, что она придерживается левых убеждений, Ленин начал рассказывать ей, как надо делать революцию.
«Криминальная столица»
Криминальная ситуация в Петрограде оставалась напряженной в течение всего 1917 года. Осенью грабежи под видом обысков (газетные отчеты сообщали о группах вооруженных людей, проводящих обыски и не обращающих никакого внимания на милицию), дополнялись откровенными ограблениями, хулиганством, воровством. Только за одну ночь с 4 на 5 октября было совершено 250 разбойных нападений на квартиры и магазины, а неделю спустя всего за двое суток было зарегистрировано 800 краж и грабежей. Это, конечно, сверхординарные цифры. Но и в другие дни октября 1917-го сухая статистика рисует безрадостную картину. Например, 17 октября по сообщению «Петроградского листка» было зарегистрировано «около 60 разгромов, краж, прошедших для воров совершенно безнаказанно. Общая сумма похищенного превышает 200 000 рублей».
Предприимчивые граждане и фирмы быстро откликнулись на актуальную проблему выживания в преступном окружении, вооружившись последними достижениями технического прогресса. В городских газетах появились объявления, рекламирующие новинки безопасности частной жизни: «Если хотите предохранить себя от громил, звоните в 5 часов вечера 583-70, Морозов. Тайная электрическая сигнализация, приборы-смерти и автоэлектрические замки».
На Железноводской улице при попытке разогнать пьяную толпу был избит милиционер; в Рождественском районе милиционер избит пьяными солдатами, которые вели погромную агитацию…
Криминальный бизнес революционной эпохи порождал невиданные ранее формы «предпринимательства». На петроградском железнодорожном узле появилась специфическая прослойка воровского мира - «спиртососы» - люди, сделавшие своим промыслом слив и продажу спирта из железнодорожных цистерн. «Спиртовой бизнес» был выгодным делом, особенно в результате ограничений, введенных властями на приобретение «огненной воды». В частности, в Кронштадте, по сообщению «Петроградского листка», в целях «борьбы с увеличившимся пьянством» Исполнительный комитет объявил «все удостоверения и карточки на право получения денатурата недействительными».
Преступному миру противостоял слабо вооруженный 6-тысячный отряд милиции, на две трети состоявший из солдат. Милиция не имела какой-либо определенной форменной одежды, проект которой обсуждался на протяжении года. Единственным знаком отличия была нарукавная повязка с буквами «Г.М.». В октябре 1917-го, за десять дней до переворота, «Петроградский листок» публикует описание новой форменной одежды для милиции: «темно-синий однобортный мундир, брюки навыпуск черного цвета, шинель матросского образца с белыми пуговицами и фуражка образца фуражки революционного морского офицера с гербом г. Петрограда». Петроградская милиция новой формы так и не дождалась, на пошив не хватало сукна, а революционный переворот породил иную униформу, ставшую символом карательной политики большевистского государства, - кожанку. Благо, что старых запасов этого вида одежды хватало. Как сообщала газета «Коммерсант» в своем рекламном объявлении за несколько дней до переворота: «Кожаные куртки на фланели, вате и мех, поставки в казенные и частные учреждения предлагает Торговый дом <…> «Е. Ольденбург и К».
Между тем сама милиция всё чаще становилась объектом нападения со стороны хулиганов. Особенно часто о подобных инцидентах сообщалось в первой половине октября. Так, например, на Железноводской улице при попытке разогнать пьяную толпу был избит милиционер; в Рождественском районе милиционер избит пьяными солдатами, которые вели погромную агитацию. В Александро-Невском районе трое милиционеров, доставивших дезертиров в военную комендатуру, подверглись нападению со стороны караульных, подстрекаемых пьяным начальником караула. На Парголовской улице около 20 хулиганов напали на милиционера и, связав его, заставляли три часа лаять по-собачьи. На Лиговском проспекте произошло столкновение между матросами и милицией, которое закончилось перестрелкой и т. д.
«Искусство должно принадлежать народу!»
Среди культурных учреждений более всего революционными переменами был затронут театр. Неотъемлемой частью петроградской театральной жизни того времени стали «митинги-концерты» и «митинги-спектакли». Например, 24 октября солдатам гарнизона Петропавловской крепости надоело митинговать на плацу по поводу перехода гарнизона на сторону ВРК. Недолго думая «бравы ребятушки» переместились в находящее недалеко помещение цирка «Модерн». Один из участников «митинга» вспоминал впоследствии: «В 8 часов вечера (а сам митинг начался в полдень - А. К.) в крайне напряженной атмосфере вопрос был поставлен на голосование <…>. Все кто был за ВРК переходят на левую сторону, а его противники на правую. С криками «ура» подавляющее большинство солдат бросается влево».
Часть музейных экспонатов из Русского музея и Эрмитажа было решено эвакуировать ввиду угрозы возможного немецкого наступления...
Революционные события преломлялись в коммерческих театрах в фарсы типа «Крах торгового дома Романов и К», «Царские холопы», «Веселые дни Распутина» и других им подобных развлекательных спектаклей с элементами политической сатиры и эротики, благо Февральская революция смела институт цензуры. В октябре в «Невском фарсе» (Невский, 56) демонстрировали спектакль «Две Леды»; в «Троицком фарсе» (Троицкая ул., 13) - «В морских купальнях». Обозреватель «Петроградского листка» Н. Шебуев, отмечая расцвет фривольных спектаклей на городских сценах, писал: «Так не хочется ворошить эти обыденные противные революционные будни <…>. Хочется забыться. <…> Отвлечься хотя бы «Любовью в ванне».
К октябрю 1917 года многие музеи перешли на сокращенный рабочий день, ряд музеев из-за недостатка посетителей закрылся. Часть музейных экспонатов из Русского музея и Эрмитажа было решено эвакуировать ввиду угрозы возможного немецкого наступления. Как всегда, спрос рождает предложение - газеты запестрели объявлениями следующего содержания: «Ящики для эвакуации делаю всех размеров…».
В отличие от пустующих музеев бесперебойно работали столичные кинотеатры - осенью 1917-го их насчитывалось свыше 300. Наиболее любимыми были драмы и уголовно-приключенческий жанр, фарсы и водевили. В день октябрьского переворота «в работе кинемо, особенно собирающих публику улиц, никакого перерыва не было», - отмечал «Петроградский листок».
«В Петрограде только сейчас и разговоров, что о выступлении большевиков…»
Петроградские газеты октября 1917 года обрушивали на умы и души горожан лавины политической информации, касавшиеся, в том числе, и грядущего большевистского переворота. Ходили слухи о точной дате 20 октября. Накануне и в этот день жители «бежали» из города, а движение из пригородов в столицу прекратилось. Чиновники, получавшие жалованье именно 20-го числа, требовали его выплаты заранее. Слухи о грядущем большевистском путче перемежались со слухами о скором немецком наступлении. Что было страшнее, никто не знал. Как отмечал в своем дневнике В. И. Вернадский, передавая настроение обывателей: они «готовы «радостно» встретить немцев. Своих боятся больше».
20 октября город прожил в ожидании переворота. 21 октября «Петроградский листок» опубликовал большой обзор событий минувшего дня, когда ожидавшийся переворот (пока еще) не совершился. Итак, власти заверяли, что «приняты необходимые меры безопасности», «задержано 46 профессиональных громил, прибывших в Петроград на выступление большевиков», и, наконец, что «напали на след Ленина». В этот день, как обычно, работали магазины, хотя очередей не было - «хозяйки заблаговременно сделали запасы»; работали банки, но клиентов почти не было. Чиновники, по свидетельству газеты, еще накануне «заявили начальству о своем недомогании». Ожидание переворота сказалось и на внешнем облике горожан - политический контекст предопределил особенности одежды: «На улице кидалось в глаза то, что мужчины были в картузах, а не шляпах, женщины в платках, а не шляпках. По понятиям большевика шляпы носит буржуазия». Эмоционально-психологическое напряжение горожан в этот день было столь велико, что любое отклонение от привычного воспринималось как свидетельство переворота. Обозреватель «Петроградского листка» писал, что принял звуки выбиваемых ковров за выстрелы: «Вошел быт. Прилетел на ковре-самолете. Стало совестно…».
Ульянов (Ленин) не значится проживающим в Петрограде. Значит, указанный им адрес или вымышлен, или Ленин живет в Петрограде без прописки
С другой стороны, правительственные и околоправительственные источники стремились внести упокоение в народные массы, как до 20 октября, так и после. Одна из городских газет писала, что в правительственных кругах не придают серьезного значения циркулирующим в городе слухам о готовящемся на 20 октября выступлении большевиков. Между тем, как отмечали другие издания, министр юстиции «продолжает давать распоряжения об освобождении большевиков из заключения. 11 октября освобожден и «Крестов» под залог в 3000 рублей кронштадтский большевик Раскольников…». Сам же министр внутренних дел А. М. Никитин в интервью «Петроградскому листку», опубликованному 13 октября, утверждал, что «слухи о выступлении 20 октября большевиков не имеют под собой никой почвы». Спустя десять дней министр вновь убеждал общественность в интервью «Коммерсанту», что большевики не выступят за неделю до Учредительного собрания.
Пресса призывала власти к энергичным действиям по наведению порядка. Власти через прессу сообщали, что «предварительное следствие по делу большевиков закончено и материалы передаются прокурору для составления обвинительного заключения»; прокурору судебной палаты, как сообщает «Петроградский листок» за 20 октября, предписано министром юстиции П. Н. Малянтовичем «сделать немедленное распоряжении об аресте Ленина».
Кстати, фамилия «Ленин» достаточно часто встречалась в эти дни на страницах петроградской прессы. Полковой комитет одной из петроградских воинских частей требует «принять самые решительные меры» к аресту Ленина. Или «Петроградский листок» публикует 19 октября результаты расследования о месте жительства Ленина. «Ульянов (Ленин) не значится проживающим в Петрограде. Значит, указанный им адрес или вымышлен, или Ленин живет в Петрограде без прописки», - констатирует газета. «Ленин упорен и неумолим. Дружеские предостережения ему не помогают. В Петрограде снова запахло порохом», - писала газета «Современное слово». Ей вторил автор заметки в «Рабочем пути»: «То, что сейчас вытворяют большевики, поистине беспримерно в истории двух революций <…>. Вместо той свободы, которые они обещают, получится самая свирепая реакция». «Петроградский листок» в номере за 20 октября называет Ленина «фельдмаршалом русской разрухи», поднимающего «длани, благословляющие гражданскую войну»; в другой статье этого же номера газеты обозреватель пророчески замечает, что Россия долго будет помнить «весь сброд, присланный нам из Германии, вот главе с Лениным»…
«Революция, о которой так долго говорили…»
Лишь 24 октября Керенский заявил, что в его распоряжении «находятся бесспорные доказательства организации Лениным и его сотрудниками восстания против Революционного правительства». 24-го же вечером Ленин на конспиративной квартире Фофановой (Сердобольская ул., где он жил «без прописки») пишет свое известное: «Взятие власти есть дело восстания; его политическая цель выяснится после взятия. <…> Промедление в выступлении смерти подобно!».
К середине дня 24 октября, когда разнеслась весть о разведении мостов через Неву, учащиеся начальных и средних школ и служащие государственных учреждений были распущены по домам, банки и магазины в центральной части города закрылись, а движение трамваев оказалось ограничено. И все же на улицах было спокойно. Вечером празднично одетая публика прогуливалась по Невскому проспекту, где проститутки продолжали свой обычный промысел. Рестораны, казино и кинотеатры работали как обычно, хотя количество посетителей уменьшилось; по расписанию шла возобновленная Мейерхольдом постановка пьесы Алексея Толстого «Смерть Иоанна Грозного» в Александринке и опера «Борис Годунов» в Мариинке. Такая обстановка значительно дезориентировала население, придавая чувство нереальности происходящим событиям.
Разогнали мы редакцию «Биржевки», а рядом, в том же здании, журнала «Огонек» помещение. Тоже поганый журнал был. Мы заодно и его закрыли...
25 октября глава петроградской милиции Н. В. Иванов получает от Временного правительства предписание арестовать членов Военно-революционного комитета. Однако никаких действенных мер милиция не принимает. Иванов, получив ордер, молча спрятал его в свой портфель. По свидетельству мемуариста в управлении началось обычное чаепитие.
Свои последние дни доживала независимая пресса. 25 октября газеты писали о «мятеже большевиков», о гражданской войне, провоцируемой большевиками, о пулеметах, доставляемых в Смольный, об «огромном количестве лимузинов у нашего пролетариата». Вскоре после переворота большевики закроют многие как партийные, так и непартийные издания, объявив их контрреволюционными и издав специальный декрет.
Однако еще до переворота редакции некоторых газет и журналов были разогнаны не в меру революционными матросами. Уже упоминавшийся нами Мальков впоследствии воспоминал утро 25 октября 1917 года: «В Питере издавалась газета «Биржевые ведомости» <…>. Гнусная газетка. Всякую клевету по адресу большевиков и балтийских матросов печатала. <…> Вспомнил я про «Биржевку», <…> и поехал на минный заградитель «Амур». Взял там 8 моряков, и мы отправились закрывать «Биржевку». Подъезжаем к редакции. Ребята у входа стали - никому ни войти, ни выйти не дают. <…> Разогнали мы редакцию «Биржевки», а рядом, в том же здании, журнала «Огонек» помещение. Тоже поганый журнал был. Мы заодно и его закрыли».
Весь день 25 октября ожидался штурм Зимнего, который никак не мог начаться: сроки всё переносились и переносились - полдень, три часа дня, шесть часов… Один из участников «штурма» вспоминал свое нетерпение: «Хочется бросить все и лететь туда к ним (в ВРК - А. К.), чтобы ускорить этот идиотский затянувшийся приступ Зимнего». Наконец в 21.40. крейсер «Аврора» производит самый известный выстрел в истории России. Выстрел холостой. Около 23 часов пушки Петропавловской крепости открывают настоящий огонь. Большинство снарядов с грохотом разрывается над Невой, не причиняя вреда. Со стороны крепости за этим фейерверком наблюдает руководитель ВРК Петроградской Стороны Тарасов-Родионов: «Странная революция, - подумал он. - Рабочий Совет свергает буржуазное правительство, а мирная жизнь города ни на минуту не прекращается».
25 октября вечером в Народном доме (Александровский парк, 3) давали «Дон Карлоса» с участием Ф. И. Шаляпина; в Троицком театре К. А. Марджанова - «Саломею», а питерский театр с московским названием «Летучая мышь» зазывал на дивертисмент «с 2 оркестрами музыки, превосходной кухней, умеренными ценами».
В ночь на 26 октября произошло то, что долгое время в официальной советской истории именовалось штурмом Зимнего. Один из руководителей ВРК В. А. Антонов-Овсеенко вспоминал: «Вся атака дворца носила совершенно беспорядочный характер <…>. Наконец, когда удалось выяснить, что юнкеров остается уже немного, мы с Чудновским повели атакующих внутрь дворца. Юнкера при нашем входе сопротивления не оказали, и мы свободно проникли вглубь дворца в поисках Временного правительства».
«Штурм» Зимнего действительно произошел как-то буднично и прозаично, что и стало причиной его последующей мифологизации, отразившейся и в воспоминаниях «героев» революционных событий, и в не имевшей аналогов многотысячной инсценировке 1920 года «Штурм Зимнего», и в известнейшем фильме Сергея Эйзенштейна «Октябрь» (1927).
А что ж обычные граждане? Им на следующий день после переворота оставалось лишь задавать друг другу риторический вопрос: «Как же, однако, мог произойти такой захват власти, какой немыслим в каком бы то ни было правовом государстве?» - напишет «Петроградский листок» в одном из последних своих номеров.
Александр КАРПОВ,
кандидат культурологии, доцент,
специально для интернет-журнала «Интересант»